– Что ж, думаю, тебя ожидает много приятных минут, – философски заключила Лилиан, патетически возводя глаза к потолку. – Боже мой, какое счастье, что мои милые дети уже выросли! Второй раз я бы этого не пережила. Патрик постоянно падал с деревьев и лазил по крышам…
– Думаешь, все будет так ужасно? – забеспокоилась Луиза, никогда доселе не имевшая дел с мальчиками.
– Бил посуду…
– Пощади, не рассказывай мне этого!
– Ходил в грязных ботинках по коврам…
– Лилиан, умоляю тебя!
– И катался по квартире на скейтборде, конечно же только там, где ковров и в помине не было… Чтобы уж наверняка поцарапать остатки паркета.
– Лилиан, мне уже совсем не хочется замуж! Это была плохая идея, я же тебе говорила.
– Но ты привыкнешь, как привыкла я, – безжалостно заключила ирландка.
Ничего-ничего, это она меня просто пугает, решила Луиза. Еще неизвестно, возможно, этот Майкл паинька и великий аккуратист. Может же мне хоть раз в жизни повезти? Я же не должна его воспитывать, правда? Подростки тоже бывают разные, не стоит их всех стричь под одну гребенку, это несправедливо…
– Пять пачек презервативов и бутылка кока-колы, – брякнул у нее над ухом ломающийся мальчишеский басок.
Луиза в ужасе подняла глаза и увидела, что перед кассой нетерпеливо переминаются с ноги на ногу два подростка в одинаковых синих курточках и красных бесйболках.
– Пять пачек… – в ужасе пробормотала она, пытаясь попасть пальцами по клавишам. – Конечно-конечно, сейчас, одну минутку…
Господи, еще и это! Пять пачек… Рановато они теперь начинают. Вечеринки до упаду, всевозможные инфекции, шум и гам… Ранние браки! Хотя кто же теперь женится, это как-то не в моде.
– Не беспокойтесь, мэм, мы просто сбрасываем их с крыши, – пояснил паренек, тот, что повыше.
Видимо все чувства, обуревавшие бедняжку в данный момент, отчетливо проступили на ее лице.
– Кого? – испугалась Луиза. – Э-э, родителей? Если они возражают?
– Эти штуки, – терпеливо продолжал мальчуган, несколько смущенно переминаясь с ноги на ногу. – Наливаем их водой, завязываем покрепче и – бабах! Готово дело! Они взрываются гораздо лучше, чем воздушные шарики. Так что не подумайте чего.
При этих словах Лилиан подняла голову от своей кассы и внимательно посмотрела на малолетнего покупателя.
– Сынок, – ласковым голосом произнесла она, видимо со всей живостью припомнив проделки собственного сына. – А тебе не кажется, что для общества было бы спокойнее, если бы вы использовали их по назначению?
Что и говорить, прибытия неведомого Майкла Луиза ожидала с большим трепетом. Хотя, с другой стороны, Джеймс же заплатил за полгода вперед, поэтому волен поселить на втором этаже даже армию своих любовниц, если таковые у него имеются, не то что единственного и законного отпрыска.
В итоге хозяйка дома ограничилась тем, что до блеска убрала комнату, предназначенную новому гостю, и повесила новые занавески с весьма реалистичными изображениями пикирующих старинных аэропланов. Мальчику должно понравиться, рассудила она, пряча в кладовую старые – с феями и звездами. Такие висели тут еще в те далекие времена, когда Эмма жила дома.
Отправились в картонные коробки и многочисленные плюшевые мишки, пластмассовые рыцари и куклы с равнодушными фарфоровыми личиками. Раньше как-то руки не доходили все это разобрать, сложить и отправить на чердак. Да и жалко было.
Луиза сунула в коробку стопку школьных тетрадей, изукрашенных сердечками и разными надписями, и вдруг поняла, что скучает по дочери.
Слишком рано я вышла замуж, слишком рано родила ребенка. Восемнадцать лет, разве это возраст для того, чтобы быть хорошей матерью? – подумала она, терзаясь запоздалым раскаянием. Неудивительно, что Эмма сбежала так быстро, как только смогла.
Я покупала ей игрушки и одежду, но никогда не пыталась ее понять, вникнуть в ее проблемы. Да, пожалуй, вина здесь больше моя. Жаль только, что понимание пришло так фатально поздно. Если бы родители не погибли в автокатастрофе… Если бы я не была так одинока… Если бы не выскочила замуж в таком юном возрасте…
Наверное, сейчас у меня была бы дочь, с которой можно дружить. Которая поддерживала бы меня, а я – ее. Если бы все сложилось как-то иначе.
Луиза повертела в руках еще одну толстую тетрадь, пестро оклеенную картинками из журналов для девочек, и машинально раскрыла ее на середине.
«...Больше всего на свете я хотела бы выйти замуж за короля гоблинов и жить в его волшебном высоком замке», – прочла она запись, сделанную неровным детским почерком, и ощутила, что к горлу подступает горький комок. «...Надеть прекрасное белое платье и танцевать на балу… ничего лучше этого нет на свете...»
Если бы… О, это слово не искупает ничего. Оно лишь заставляет терзаться бессмысленными угрызениями совести. Запоздалыми. Ненужными. Угрызениями совести, которые не в силах ничего изменить.
Река жизни подхватывает нас и несет через пороги, водовороты, стремнины, мимо тихих гаваней, мимо таинственно мерцающих огней, цветущих долин и зеленых холмов. Но как часто не оказывается у нашей лодки ни весел, ни паруса, чтобы пристать к берегу или хотя бы немного сбавить ход. Остается лишь тщетно оборачиваться, провожая взглядом места, которые могли бы послужить пристанищем, с ужасом различая в конце пути несмолкаемый гул водопада.
Если бы… О, вот что остается с нами до самого конца. Горькие сожаления. Бессмысленные угрызения совести.
Луиза прижала к груди потрепанный детский дневник и разрыдалась – так горько и безнадежно, как не плакала уже давно, целую вечность.